dzen.ru/a/Zh_eHmomvw6oZ-6q
Второй номер меня впечатлил... Третий тоже...
«Железная дорога»
На манеже размещались «вокзал» и настоящий паровозик, клубящий паром. Бульдог выполнял роль начальника станции, козел в кассе продавал билеты. Пассажиры всех мастей — от пуделей до поросят — по ранжиру занимали вагоны первого, второго и третьего классов, а также грузовой. Гусь носил на шее чемоданы, обезьяна была машинистом состава и т. д. Дежурная по станции утка звонила в колокол, поезд трогался по манежу. На буфер последнего вагона ожидаемо заскакивал безбилетный заяц. При этом, комментируя трюки животных, Дуров сыпал довольно двусмысленными шутками в отношении существующих порядков. Например, во время разгрузки товарного вагона шла реплика: «Горшок земли — это крестьянам, веревка — это рабочим, рваные штаны с пустыми вывороченными карманами — это министерству финансов». Публика бушевала от восторга.
«Сатанинский полет»
В центре манежа устраивали бассейн до метра глубиной. Артист в черном траурном плаще, украшенном черепами, под звуки марша торжественно выходил на арену. В абсолютной тишине сняв плащ, смельчак по веревке поднимался на площадку под куполом. В зале висела тягостная тишина. В яму на поверхность воды выливался керосин. В зале гасили свет, керосин поджигали. Артист завязывал себе глаза. Барабанная дробь… Публика замирает. И тут гимнаст бросается вниз, делая в воздухе сальто. Разлетаются огненные брызги. Загорается свет, оркестр играет туш. Публика неистовствует!
«Раздевание на трапеции»
Артистка появлялась на арене в бальном платье, как бы вернувшись со званного ужина, сопровождаемая слугой. В таком виде она взбиралась на штейн-трапецию, и, балансируя на одной ноге, начинала раздеваться. На голову зрителей падали корсет, юбка, подвязки, чулки, кружевное белье. Завершив раздевание, обнаженная гимнастка ложилась на трапецию и, раскачиваясь, как в гамаке, напевала модную песенку, постепенно «засыпая» в меркнущем свете прожекторов. Публике разрешалось на протяжении всего номера пользоваться биноклями. Надеемся, что на такие представления приходили без детей.
Второй номер меня впечатлил... Третий тоже...
«Железная дорога»
На манеже размещались «вокзал» и настоящий паровозик, клубящий паром. Бульдог выполнял роль начальника станции, козел в кассе продавал билеты. Пассажиры всех мастей — от пуделей до поросят — по ранжиру занимали вагоны первого, второго и третьего классов, а также грузовой. Гусь носил на шее чемоданы, обезьяна была машинистом состава и т. д. Дежурная по станции утка звонила в колокол, поезд трогался по манежу. На буфер последнего вагона ожидаемо заскакивал безбилетный заяц. При этом, комментируя трюки животных, Дуров сыпал довольно двусмысленными шутками в отношении существующих порядков. Например, во время разгрузки товарного вагона шла реплика: «Горшок земли — это крестьянам, веревка — это рабочим, рваные штаны с пустыми вывороченными карманами — это министерству финансов». Публика бушевала от восторга.
«Сатанинский полет»
В центре манежа устраивали бассейн до метра глубиной. Артист в черном траурном плаще, украшенном черепами, под звуки марша торжественно выходил на арену. В абсолютной тишине сняв плащ, смельчак по веревке поднимался на площадку под куполом. В зале висела тягостная тишина. В яму на поверхность воды выливался керосин. В зале гасили свет, керосин поджигали. Артист завязывал себе глаза. Барабанная дробь… Публика замирает. И тут гимнаст бросается вниз, делая в воздухе сальто. Разлетаются огненные брызги. Загорается свет, оркестр играет туш. Публика неистовствует!
«Раздевание на трапеции»
Артистка появлялась на арене в бальном платье, как бы вернувшись со званного ужина, сопровождаемая слугой. В таком виде она взбиралась на штейн-трапецию, и, балансируя на одной ноге, начинала раздеваться. На голову зрителей падали корсет, юбка, подвязки, чулки, кружевное белье. Завершив раздевание, обнаженная гимнастка ложилась на трапецию и, раскачиваясь, как в гамаке, напевала модную песенку, постепенно «засыпая» в меркнущем свете прожекторов. Публике разрешалось на протяжении всего номера пользоваться биноклями. Надеемся, что на такие представления приходили без детей.
